Жить без Пушкина – все равно что жить без руки – физически неполноценный человек получается.

Его можно было бы пригласить на урок патриотизма к младшим школьникам. Он бы им сказал, что патриотизм начинается с очень маленьких шагов – убирать за собой, не бросать обертку мимо урны, не сорить, обязательно читать книги. Что если не прочтешь «Алые паруса» и «Евгения Онегина», считай,  шляпа, тебя легко обмануть, одурачить.

Он сказал бы, что те, кто читает книги, управляют теми, кто сидит в гаджетах. А еще патриотизм – это помочь донести сумку маме или бабушке. Вот такие простые маленькие действия выводят человека на большой открытый путь. О любви к родине кричать громко не надо, просто надо быть настоящим парнем. Патриотизм – это уважение прежде всего к самому себе, маленькому человеку, из которого должен вырасти большой. 

Он сказал бы детям, что они должны знать историю своей страны хотя бы потому, что это интересно, да и не хотят же они животными расти. У каждого, кому повезло, две руки, две ноги, два глаза – и это нормально, а жить без Пушкина – все равно что жить без руки – физически неполноценный человек получается. А начнешь читать Александра Сергеевича – зацепишься. Как сказал Пришвин: «Моя родина – это «Капитанская дочка». 

Он вспомнит, как его, мальчика лет девяти, отец взял на закрытие XXII летней Олимпиады в Москве, а спустя 35 лет Владислав пригласил отца на празднование семидесятой годовщины победы Великой Отечественной. Круг замкнулся. И это тоже к вопросу о патриотизме.

Все, день следующий надо заслужить. Не быть беспечным, относиться к ситуации так, будто ты только что без копейки приехал и, если зазеваешься, просто окажешься на улице. Ты можешь быть народным, у тебя может быть 100 квартир, 30 жен, но жить надо так, как будто ничего этого нет и это твой последний день. 

Он обожествляет людей самого простого и самого тяжелого труда. Лучшие люди в жизни – уборщицы, шахтеры, водопроводчики. И когда через некую рафинированность XXI века вдруг видишь глаза рабочего человека, понимаешь, что это и есть Россия. Зачем что-то кричать про нее – вот она, перед тобой. Мастер пришел проштробить стену – так помоги ему, налей чаю.

Владислав Маленко – основатель и художественный руководитель Московского театра поэтов. Но самое главное дело его жизни –Всероссийский фестиваль молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова «Филатов-фест», он его художественный руководитель. И вот здесь-то с ним можно  встретиться, поговорить. Ему всегда очень интересно услышать, как ребята от 18 до 35 лет представляют себе, кто такой поэт. 

А ведь поэт – это человек, который точно ставит диагноз времени, причем раньше всех, и пророчит. Поэзия близка к молитве, к плачу, к заговорам, к всхлипываниям, к крику ребенка, к крику женщины, даже животного. И у настоящей поэзии всегда современный пульс, – и с поэтом Владиславом Маленко не поспоришь, он это пропустил через себя. 

С ним есть о чем поговорить. О мысли гениального Юрия Мамлеева, что смысл России – в ее незаконченности. Поэты слышат, что они не закончены, им есть что сказать. Но это любовь. Она не просто несовершенная, она уродская, искалеченная, продырявленная, сырая, но это любовь. Больно? Но иначе – не поэт.

А ещё была Таганка и другие театры, кино, режиссура, работа на радио, сегодня добавилось художественное руководство Государственным Музеем Сергея Есенина в Москве и не только. Многоликий, очень занятой, но и простой, душевный человек.

- Я бы им сказал так: патриотизм начинается с очень маленьких шагов - убирать за собой, не бросать обёртку мимо урны, не сорить, обязательно читать книги. «Алые паруса» и «Евгения Онегина» не прочтешь, считай- шляпа, тебя легко обмануть, одурачить. Надо запомнить: те, кто читает книги, управляет теми, кто сидит в гаджетах. А ещё патриотизм – это помочь донести сумку маме или бабушке. Вот такие простые маленькие действия выводят человека на большой открытый путь. О любви к Родине кричать громко не надо, просто будь настоящим парнем, а это о жизненных принципах. Женя Родионов (*рядовой Пограничных войск РФ, погиб на Северном Кавказе, исполняя свой патриотический долг) и пионерский галстук бы не снял, как не снял крестик, потому что это вопрос воспитания и веры в свои принципы. Патриотизм – это уважение, прежде всего, к самому себе – маленькому человеку, из которого должен вырасти большой. И, конечно, сказал бы я детям, вы должны знать историю своей страны, хотя бы потому, что это интересно, да и не хотите же вы животными расти. У каждого,  кому повезло, две руки, две ноги, два глаза – и это нормально, а жить без Пушкина – всё равно, что жить без руки – физически неполноценный человек получается. А начнёшь читать Александра Сергеевича – зацепишься. Как сказал Пришвин: «Моя Родина – это «Капитанская дочка». 

- Это правда. Во время зарождения «Бессмертного полка» меня попросили заняться творческим наполнением этого шествия. Когда мне вручили микрофон и попросили что-то произнести, я вдруг ощутил и увидел как бы со стороны (брехтовскую систему отчуждения знаю, я ведь любимовский актёр), что это именно мой голос идёт от ГУМа, ударяется о кремлёвскую стену и летит обратно через Красную площадь в день 70-летия Победы. И я понял, что это не только ответственность, но и судьба. В 1980-м, а мне было тогда 9, папа взял меня на закрытие XXII летней Олимпиады и мы фотографировали улетающего Мишку. А я пригласил отца на празднование семидесятой годовщины триумфа Великой Отечественной. Круг замкнулся – я счастлив. И это тоже к вопросу о патриотизме.

-О русских мальчиках, искалеченных войной с двух сторон. 

- Детьми – добрыми, улыбчивыми. Их надо отвлечь, дать расслабиться, не себя им нести, а просто с ними в госпиталях поговорить. Очень важно видеть ребят и перед встречей, и после неё, тогда  возникает большая радость: скептический настрой переходит в эмоциональный подъём, и когда тебя не отпускают, это уже большая награда. В последней из поездок был с нами школьный учитель, он замечательно сказал: «Я, ребята, про вас буду рассказывать детям 1-го сентября». И это их воодушевило.

- Войны после Шекспира и Пушкина не прекратились, продолжаются конфликты, ссоры, стычки - человек по-прежнему ведёт себя погано. Актёр, музыкант хоть и не многое, но в силах сделать: утешить, разволновать, порадовать, попробовать удержать от негатива какого-то. Разве не этим занимались Клавдия Шульженко, Лидия Русланова, Любовь Орлова, Леонид Утёсов, Аркадий Райкин в составе фронтовых артистических бригад?

А вот поэты – те сильнее, ведь они не в местах, где девочки и конфеты, а там, где решается судьба страны. Вспомните Лермонтова, Льва Толстого, который  был первым военным корреспондентом, Гумилёва, знаменитых поэтов-фронтовиков - Симонова, Твардовского, Гудзенко,  Кульчицкого,  Самойлова, Левитанского (*советские поэты). Я в Литинституте учился у поэта этой плеяды, мужа Юлии Друниной Константина Старшинова – это дорогого стоит. 

-Однажды молодой Пушкин на заданный ему вопрос «Где вы теперь служите?», ответил: «Я числюсь по России». Я бы вслед за гением самым нашим великим старался соответствовать этим словам. Где надо, там мы и оказываемся, что можно, стараемся делать, не забывая свой,  Богом данный талант,  не зарывать его в землю, т.е. реализовать максимально то, что тебе дано. Как удаётся? Не знаю, каждое утро обнуляю свой счётчик, мне кажется, то, что ты сделал вчера – это вчера, а сегодня, если тебе Бог дал время, надо стараться заработать на хлеб с маслом и заслужить уважение тех, кто вокруг. 

Мне всегда было интересно увлекать людей. Однажды Любимов написал мне на французской афише: «Выдумывай и не обращай внимания на скептиков». Кстати сказать, это у меня от Юрия Петровича - не быть беспечным, относиться к ситуации так, будто ты только что без копейки приехал и, если зазеваешься, просто окажешься на улице. Ты можешь быть народным, у тебя может быть 100 квартир, 30 жён, но жить надо так, как будто ничего этого нет и это последний твой день. Всё, заслужи день следующий. 

И ещё от Любимова – уважение к трудовому человеку. Обожествляю людей самого простого и самого тяжёлого труда - самые лучшие люди в моей жизни: уборщицы, шахтёры, водопроводчики. И когда ты через некую рафинированностьXXI века вдруг видишь глаза рабочего человека, понимаешь, что это и есть Россия, зачем что кричать про неё – вот она, перед тобой: мастер пришёл проштробить стену –так помоги ему, налей чаю.

- В пульсе времени мы схватываем предчувствие прорыва России через боль. Знаете, перед большим рассветом всегда очень тёмный час, и много зверья появляется, и страшные могут быть вещи, но без этого невозможен рывок, не придёт рассвет. Такие русские мальчики, как Женя Родионов жили в те времена, когда ни у кого и надежды-то не оставалось, и России уже почти не было. Но Жени остаются, мы их видим, мы гордимся ими. Но в главном моём стихотворении «Ржев» написано: «Не кричите про Родину и любовь». Вот мы и не кричим. Про Родину либо молчат, либо шепчут.

Я ещё и художественный руководитель самого крупного и, наверное, самого передового молодёжного фестиваля – Всероссийского фестиваля молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова «Филатов-фест»,это одно из главных дел моей жизни. 

И мне всегда очень интересно услышать, как ребята от 18 до 35 представляют себе, кто такой поэт. А ведь поэт – это человек, который точно ставит диагноз времени, причём раньше всех и ещё пророчит. Поэзия близка к молитве, к плачу, к заговорам, к всхлипываниям, к крику ребёнка, к крику женщины, животного даже крику. И у настоящей поэзии всегда современный пульс. Поэтов молодых много –VIII фестиваль собрал 3 тысячи заявок, в большом списке – сотня, в финале мы не смогли ограничиться 10-ю, их было 15. Я в окончательном голосовании даже участия не принимал, не могу – всем ставлю наивысший балл. С нас пробовали делать слепки – не вышло, потому что мы делаем дело неформально, с горячими носами и вовлекаем, вовлекаем и мэтров, и находим единомышленников, ресурсы, учителей, наставников – формируем ареопаг (*скорее всего Судилище. Литературный ареопаг (литературные критики). Это ещё и совершенно свободный фестиваль с очень жёсткими фильтрами, которые касаются только художественной составляющей, мы только про талант. 

И нам есть о чём говорить. Помните мысль гениального Юрия Мамлеева (*русский писатель, В книге «Россия Вечная» исследовал глубины русской культуры и духа. В результате им создана новая трактовка  русской идеи, фактически цельное философско-патриотическое учение)  о том, что смысл России в её незаконченности. Поэты слышат, что они незакончены, им есть, что сказать через наш жуткий сайдинг – кривые дома, улицы и Бог знает что прорывается недоношенная, недоделанная любовь. Но это любовь. Она не просто несовершенная, она уродская, искалеченная, продырявленная, сырая, но это любовь.

-Нет поводырей, сломалась система. То, что именуют современным театром – это позавчерашний день. Меня поймут  те, кто изучал Свинарского, Гротовского (* польские театральные режиссеры), Брехта (*немецкий реформатор театра, драматург). На Авиньонском театральном фестивале всё это можно было увидеть ещё полтора десятка лет назад, да и раньше, когда Таганка приезжала туда с Любимовым, много всяких вещей можно было высмотреть. Я за русский традиционный театр и считаю, что раскрыть художественную суть великого произведения, попытаться добраться до Гоголя можно при помощи различных форм. Этим прекрасно занимался Мейерхольд, путём отличным от Станиславского или Вахтангова. Современным театром, мне думается, занимался Пётр Наумович Фоменко (*российский режиссер). У русского театра, уверен, должны быть глубоко врастающие в небо и в землю корни, а когда от них отрываются – это явно не то. У нас настолько прекрасная для театрального искусства почва, что нигде ничего искать не требуется.

Молодые актёры – отличные талантливые ребята, они просто ждут, их надо увлечь. Но театр живёт мало, как собака. Театр должен быть студийным, молодым делом, как ни странно, несмотря на то, что в нём могут быть прекрасные старые актёры. Театру надобно всякий раз меняться, каждые 15-20 лет. Есть, конечно, и корабли, национальные памятники, но они должны быть штучными – Большой и Малый. 

Театр – это метод работы определённого мастера, метод работы вожака, и когда за вожаком идут люди, надо, чтобы эта вера, эта студийность продержалась какое-то время через спектакли, гастроли, капустники – через живую жизнь. А жизнь в театре – это служение и любовь. Вообще в искусстве для меня есть только две вещи - заговор и уют. Будь ты Ван Гог (* нидерландский художник-постимпрессионист) или мой любимый Поль Сезанн (*французский живописец- постимпрессионист), Станиславский (*русский театральный режиссер, реформатор театра) или Любимов (*советский театральный режиссер), виртуозный Борис Березовский (*один из самых востребованных российских пианистов в мире )или Рахманинов (*русский композитор) – это когда вместе о чём-то договорились, а в уют, который есть твой угол зрения, ты погружаешь, увлекаешь  всех остальных. Фильм может быть о чём-то жутком, но тебе в нём уютно, потому что это мир, который ты до этого просто не видел. Это удивление, а ведь всякое искусство – это, прежде всего, удивление.